Что ни говори, а за последние десятилетия грамотность предпринимателей, да что греха таить – и корпоративных юристов, значительно выросла. Если лет пятнадцать назад закон о банкротстве был какой-то тягомотной альтернативной простому переписыванию фирмы на бомжа, то сейчас он стоит во главе угла каждой уважающей себя конференции по праву.
Да что конференции – даже ежемесячные обзоры практики судебной коллегии по экономическим спорам в Вестнике экономического правосудия идут в такой последовательности (возьмём для примера октябрьский номер): банкротство (19 кейсов), сделки (15), корпоративное право (2), вещное право (1).
На бомжей уже никто ничего не переписывает, в налогах разочаровались, корпоративным и вещным, конечно, интересуемся, но чисто из спортивного интереса, главный же вопрос – устоит или не устоит та или иная конструкция в банкротном процессе. Так как на кону – та самая субсидиарка. которая десятками своих миллионов накрывает не только номиналов, но даже бенефициара может коснуться своим зловонным дыханием.
При этом никого не волнуют вопросы действительности сделок, формальные требования оспоримости из ГК, вопросы ограниченной ответственности оттуда же, а также всякие корпоративные соглашения, над которыми корпели ещё с десяток лет тому назаж – со ссылкой на добросовестность и специальные банкротные основания всё, ранее описанное, просто отбрасывается в сторону, а решение принимается, чего греха таить, чуть ли не по совести. Своеобразное equity по-русски.
Но и в этом equity можно примерно понять, у кого есть шансы, у кого нет, так как, подобно британским судебным процессам, у кого есть деньги дольше кормить юристов, тот рано или поздно чего-нибудь да добьётся. Главное – не унывать и корпоративную структуру посложнее делать. У простого учредителя ООО-шника в этой битве титанов никаких шансов нет – его корпоративную вуаль проткнут так быстро и качественно, что он даже не успеет ничего понять, о дружелюбных номиналах я и не говорю.
Конечно, это привело к тому, что старинные отечественные бизнес-схемы набрать долгов и извиниться, отдав только тем, кто тебя может закопать, уже не работают: приходиться становиться чуть более добросовестными хотя бы по отношению к тому, кто может себе по деньгам позволить заварить и поддерживать в работоспособном состоянии банкротную кашу. Поэтому такого рода схемы и остались, то только по отношению средних кредиторов к мелким должникам, которым проще всё простить, чем вваливать сотни тысяч и миллионы в процедуру с заведомо понятным (для них) результатом. Естественно, по отношению к банкам или налоговой такого уже давным-давно как быть не может: там сложились профессиональные отношения, хорошо поддерживаемые судебной практикой. Такой красоты, как раньше, когда по заявлению налоговой проводят быстренькую полугодовую процедуру, а потом государство ещё и платит конкурсному управляющему, давным-давно не практикуют.
Поэтому всё красиво, все при деле, все (кроме мелких кредиторов) с деньгами. Только вот складывается такое вречатление, что эта неевклидова геометрия юриспруденции всё больше заменяет обычное гражданское право, подобно тому, как в своё время налоговое право хорошо прошлось по праву договорному.
Зачем заниматься гражданским или корпоративным правом, структурировать сделки, как-то что-то сочинять, если в этоге все эти построения можно смахнуть одним ударом с шахматной доски, надев эту шахматную доску на голову играющему? Зачем тогда вообще учить гражданское право, заключать сделки, пытаться что-то делать, если это абсолютно бесполезно перед определением об отказе во включении в реестр требований кредиторов или определением о привлечении к субсидиарной ответственности, которая не погашается даже личным банкротством?
Причём, учебники по самому банкротному праву никаких ответов на это не дают, лишь пересказывая закон, да и то частично, – вы не можете логично и противоречиво предсказать, как через три или пять лет суд воспримет ваши сегодняшние аргументы, право из предсказательной науки опять превращается в искусство, причём – в сюрреализм. Понятно, что и в сюрреализме можно попытаться найти логику, но, как правило, эта логика разбивается о желание художника так видеть, чистую дискрецию, которую невозможно понять и спрогнозировать.
Может, всё-таки, стоит вернуться от нагромождения прецедентов к решению всех спорных вопросов в законе? Да, достаточно толстом, но законе. Чтобы вся альтернативная юриспруденция на случай банкротства была кодифицирована и участникам оборота можно было хоть как-нибудь прогнозировать последствия своих действий? Для того, чтобы закон действовал на будущие правоотношения? Или это невозможно, так как правоотношения действуют на будущее, а справедливость надо творить здесь и сейчас?
Понятно, что вопросов можно поставить больше, чем дать на них ответов, но, если об этом не размышлять, то скоро, как в том фильме, ничего не будет, ни гражданского права, ни налогового, ни коммерческого, одни только банкротства.
