Восьмой санкционный пакет – уникальная возможность для российского материального права в международном бизнесе

Соображениями о содержании восьмого санкционного пакета я уже делился (Восьмой санкционный пакет EU: запрет на оказание юридических услуг, международные холдинги – что именно запрещено и что делать? (zakon.ru)).

Сейчас же я хотел бы порассуждать о ведении международного бизнеса в обстоятельствах, когда европейские юристы не имеют возможности оказывать юридическую помощь российским компаниям.

Полагаю, сложившаяся ситуация характеризуется следующим:

  1. В настоящее время для европейского бизнеса нет запрета на заключение международных коммерческих договоров со всеми российскими юридическими лицами, равно как в настоящее время существует множество заключенных ранее, но не до конца исполненных международных контрактов,
  2. Насколько я могу судить, европейский и российский бизнес теми или иными способами, но продолжает взаимодействовать и международные контракты продолжают заключаться и исполняться,
  3. Любой международный контракт в большинстве случаев содержит положение о применимом материальном праве, а если такого положения нет, то вопрос о применимом материальном праве разрешается соответствующими коллизионными нормами стран личного закона контрагентов,
  4. Основываясь на моей практике, могу утверждать, что до введения восьмого санкционного пакета российское материальное право исключительно редко избиралось сторонами в качестве материального права, регулирующего международные контракты, однако и российские, и европейские партнёры имели возможность привлечь юристов, квалифицированных в области соответствующего права, и надлежащим образом оценить содержание заключаемого договора, что обеспечивало возможность объективной оценки взаимных прав и обязанностей договаривающихся сторон,
  5. После вступления в силу восьмого санкционного пакета европейские юристы лишены возможности оказывать консультации российским юридическим лицам по транзакционным вопросам, включающим в себя заключение международных контрактов, что лишает российские компании возможности оценить содержание международных контрактов, подчинённых праву любой европейской страны, что, в свою очередь, во многих, если не во всех случаях поставит российские компании перед выбором подписывать контракт, содержание которого неясно, поскольку невозможно привлечь европейскую юридическую фирму для оказания консультации по вопросу заключения контракта, либо не подписывать его. Предположу, что большинство изберёт второй вариант.

Таким образом, российский и европейский бизнес находится, с одной стороны, в ситуации, когда продолжать международную торговлю есть и желание, и возможность (объём желания и возможности здесь не оценивается), но российские компании не могут подчинять международные контракты иностранному праву, поскольку, полагаю, в подавляющем большинстве случаев у российских компаний нет специалистов, в должной степени владеющих тонкостями материального права европейских контрагентов, что позволило бы в должной степени оценивать международные контракты, подчинённые материальному праву той или иной европейской страны.

Сложившаяся ситуация, как мне представляется, не оставляет российским компаниям и их европейским партнёрами иного выхода, кроме как избирать в качестве применимого материального права, регулирующего международные контракты, материальное право Российской Федерации.

Берусь утверждать, что для европейских партнёров нет ничего зазорного в том, чтобы согласиться с избранием материально права России в качестве регулирующего заключаемые контракты. Российский бизнес много лет пользовался услугами европейских, английских и американских юридических фирм, теперь то же самое может делать европейский бизнес, а российские юристы, полагаю, будут готовы помочь европейским партнёрам.

Но поскольку Европейский Союз запретил своим юристам оказывать юридические услуги российским компаниям, что, в свою очередь, лишило российские компании возможности заключать контракты, подчинённые праву стран Европы, то у европейского бизнеса нет иных альтернатив, кроме как привлекать российских юристов к оказанию им юридической помощи в связи с заключением международных контрактов с российскими партнёрами. Такие контракты будут регулироваться российским правом, а российские юристы помогут европейскому бизнесу верно оценить их содержание.

Предположу, что если не ранее, то сейчас уж наверняка в отношении приведённых рассуждений можно возразить, что российские суды, применяющие российское право, не есть то место, где следует рассматривать споры из международных контрактов. В том числе и в связи с тем, что исполнение решений государственных судов России в других странах требует наличия соответствующего межправительственного договора об их признании и приведении в исполнение, а таковых практически нет.

Однако это также не проблема, поскольку общепринятым способом рассмотрения международных коммерческих споров является Международный Коммерческий Арбитраж. И отсутствуют препятствия к тому, чтобы споры из международных контрактов, регулируемых российским материальным правом, были бы рассмотрены в соответствии с арбитражными правилами любого международного арбитражного (третейского) центра, выбранного сторонами контракта.

Соответственно, LCIA, VIAC, SIAC, равно как и, полагаю, все иные центры во всём мире имеют базы данных арбитров, среди которых присутствуют порядочные, опытные и грамотные юристы, в том числе имеющие российское юридическое образование, опыт и квалификацию для рассмотрения соответствующих споров.

Следовательно, не может быть сложностей в назначении арбитров для рассмотрения споров из международных контрактов, подчинённых российскому праву, в порядке международного коммерческого арбитража. Равно как и, полагаю, отсутствуют препятствия к тому, чтобы арбитры рассматривали споры из контрактов, подчинённых российскому праву, по арбитражным правилам тех же LCIA, VIAC, SIAC и т.д. И решения (Arbitral Awards) арбитров, вынесенные по правилам того или иного международного арбитражного центра, должны признаваться и приводиться в исполнение в силу известной Нью-Йоркской Конвенции 1958 года.

Более того, получается, что восьмой санкционный пакет создаёт предпосылки к тому, чтобы международные контракты, подчинённые российскому материальному праву, которые, как правило, составляются на двух языках языках сторон, один из которых превалирует над другим при наличии разночтений, имели бы русский язык в качестве превалирующего, а споры, рассматриваемые в порядке международного коммерческого арбитража, рассматривались бы на русском языке.

Ведь это же логично, чтобы превалирующим языком контракта, подчинённого российскому праву, был бы русский язык, и споры из такого контракта рассматривались бы на русском языке, поскольку точный перевод юридической терминологии одной страны на иные языки далеко не всегда возможен ввиду различного содержания хоть и похожих, но, тем не менее, разных юридических понятий, содержащихся в законах разных стран.

Получается, что при всех минусах восьмого санкционного пакета, для российского бизнеса он несёт и плюсы. Иные аспекты, так или иначе связанные с восьмым пакетом санкций, кроме описанных выше, здесь не рассматриваются.

В заключении отмечу, что мной и ранее высказывались идеи об избрании российского материального права в качестве материального права международных контрактов, которыми я делился, в частности, здесь: https://eer.ru/article/u751/2021/05/25/4190

Было бы чрезвычайно интересно узнать мнение коллег в отношении вышеизложенного.

Александр Доля, LL.M., FCIArb, адвокат

www.dolya.pro

Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
guest