Проблема разграничения симулятивных и фраудаторных сделок не нова как для отечественного гражданского права, так и для зарубежных правопорядков (см. например, работы Д.Д. Гримма, А.Х. Гольмстена, Л.Ж. Морандьера и др.) [1,2,3]. Анализ судебной практики показывает, что это проблема актуальна и сегодня. При чем очевидно у судов возникает проблемы не только в непосредственном разграничении симулятивных и фраудаторных сделок, суды порой допускают ошибки и в вопросе квалификации сделок в качестве симулятивных. Под симулятивными сделками понимаются два вида недействительных сделок: мнимая или абсолютно симулированная и притворная или относительно симулированная, нормативное определение которых дано в статье 170 Гражданского Кодекса РФ [4]. Ключевая особенность симулятивных сделок состоит в согласованном несовпадении воли и волеизъявления всех участников сделки. Фактически волеизъявление сторонами симулируется. Истинная же воля сторон либо направлена на создание иных правовых последствий (иной прикрываемой (диссимулированной) сделки), либо не направлена на создание правовых последствий вовсе (мнимость). Что касается фраудаторной сделки, то ее определение в самом общем виде дано в ст. 61.2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ О несостоятельности (банкротстве) [5] как сделки, совершаемой в целях причинения вреда имущественным правам кредиторов.
При совершении фраудаторной сделки никаких противоречий между волей и волеизъявлением не возникает, более того по нашим сегодняшним представлениям отсутствует согласованность воли сторон (абзац седьмой пункта 5 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 N 63 О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона О несостоятельности (банкротстве)) [6] Контрагент по фраударной сделке знает либо должен знать о совершении сделки во вред кредиторам, но его воля может быть не направлена на те же правовые последствия, наступления которых желает должник (причинения вреда кредиторам, вывод активов). В дореволюционной цивилистике и практике в отношении согласованности воли должника и его контрагента при совершении фраудаторных сделок встречалась и иная точка зрения – воля обеих сторон злонамерено направлена на причинения вреда кредиторам [7, с. 5 ] В тоже время в знаменитой монографии Гольмстена А.Х., посвященной глубокому анализу фраудаторных сделок, отмечается, что у должника есть намерение причинить вред (animus fraudandi), а у третьего лица знание о таком вреде (conscientia fraudis), но нет цели причинить вред [2, c. 162-163].
Цели же, которые преследуются сторонами при совершении симулятивных сделок, могут быть совершенно разные при чем как противоправные: обход специальных правил закона (in fraudem legis), ущерб правам сторонних лиц (in fraudem creditorum), так и совершенно безобидные шутка (ioci causa), обучение (docendi causa) [8, с. 83]. Таким образом, очевидно, что в основание недействительности симулятивных сделок с одной стороны и фраудаторных с другой, положены совершенно различные критерии (воля и цель), что, однако, не может исключать совершение симулятивной сделки во вред кредиторам должника. Но, если теоретически различия понятны, то практический поиск этих различий вызывает существенные затруднения. Как разъяснил Верховный суд РФ [9] стороны мнимой сделки могут осуществить для вида ее формальное исполнение. Например, во избежание обращения взыскания на движимое имущество должника заключить договоры купли-продажи или доверительного управления и составить акты о передаче данного имущества, при этом сохранив контроль соответственно продавца или учредителя управления за ним. Равным образом осуществление сторонами мнимой сделки для вида государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество не препятствует квалификации такой сделки как ничтожной на основании пункта 1 статьи 170 ГК РФ. Данное разъяснение получило критику со стороны некоторых ученых, например, Усачева К.А. полагает, что предложенные критерии не позволяют в пограничных случаях развести внеконкурсное оспаривание и симуляцию. Если бы сделка являлась мнимой, пишет она, то предоставление оставалось бы в имущественной массе должника и кредитор мог бы получить к нему доступ. Но во всех рассмотренных Верховным Судом РФ случаях описывается другая ситуация: кредитор должника, как раз вследствие сделки не может получить доступ к имуществу последнего, т.е. сделка все-таки произвела правовой эффект, на который было направлено ее совершение. Просто этот правовой эффект кажется правопорядку несправедливым, и поэтому он позволяет его устранить [10].
Полагаем, что критика Усачевой К.А. о невозможности квалифицировать сделку в качестве мнимой при симулировании ее исполнения не оправдана. В большинстве изученных нами работ где так или иначе обсуждается симуляция, одной из цели ее совершения называется сокрытие имущества от кредиторов, безусловно такое сокрытие нельзя осуществить без видимости исполнения сделки для третьих лиц. Например, Дернбург приводит такой пример мнимой сделки, совершаемой во вред кредиторам: должник передает вещь фиктивному покупателю, а кредиторы, ссылающиеся на мнимость, должны доказать, что фиктивный покупатель владеет вещью от имени должника [11, c. 272]. Как справедливо отмечает Церковников, возражения о том, что государственная регистрация перехода права собственности означает реальное исполнение является наивным в современных реалиях. [12] Тезис же Усачевой К.А, о трудностях разграничения внеконкурсного оспаривания и мнимых сделок справедлив. И действительно, как доказать, что должник совершил именно мнимую сделку, а не фраудаторную в ситуации симулирования исполнения? Например, должник с целью сокрытия имущества от кредиторов заключает договор купли-продажи автомобиля со своим другом, который ставит его в гараж. Что это за сделка, мнимая или нет? Или, например, дарение на родственника с целью причинения вреда кредиторам – симуляция? Очевидно границы существенно размыты.
Возможно, видя практические затрудняя в разграничении, Верховный Суд РФ не стремится проводить демаркационную линию между такими сделками, что отчетливо видно на примере данных им разъяснений в пункте 6 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (2021): для признания сделки недействительной на основании ст. 10 и 168 ГК РФ, а также для признания сделки мнимой на основании ст. 170 этого же кодекса необходимо установить, что сторона сделки действовала недобросовестно, в обход закона и не имела намерения совершить сделку в действительности [13].
На указанные разъяснения можно посмотреть двояким образом, с одной стороны можно утверждать, что Верховный Суд РФ смешал фраудаторные сделки, абсолютную симуляцию и сделки в обход закона. Критикуя, указанные разъяснения, Егоров А.В. отмечает, что сделка в обход закона направлена на те правовые последствия, которые желают стороны в мнимых же сделках воля направлена на отсутствие сделки [14]. При этом о различиях и отсутствии в судебной практике четкого разграничения указанных составов недействительности писал еще в 2008 году Суворов Е.Д [15, c. 74-75]. С другой стороны – в той же монографии ученый описывает и иной подход разграничения, выделенный в диссертационном исследовании А.И Мурановым применительно к концепции обхода закона, согласно которому обход закона образное собирательное выражение, которым различными способами пытаются придать видимость правомерности (обман, притворность, мнимость, злоупотребление правом) [15, c. 22]. Судя по всему, схожим критерием руководствовался и Верховный суд РФ, давая указные разъяснения. Полагаем, что разъяснения Верховного Суд РФ прежде всего направлены на восполнение отсутствия в нашем законодательстве норм о внеконкурсном оспаривании сделок должника. Стоит обратить внимание и на то, что рассматриваемые разъяснения Верховного Суд РФ явно тяготеют к дореволюционной норме п. 2 ст. 1529 т. Х ч. 1 (подложное переукрепление имения во избежание платежа долгов) и практике ее применения. [16]
Таким образом, можно заключить, что при оспаривании сделки по совокупности ст.ст. 10,168, 170 ГК РФ имеет место либо частный случай мнимости, либо фраудаторная сделка, способом совершения которой является симуляция. Получается какое-то неоправданное усложнение и путаница, различие в сделках будет в зависимости от того откуда мы возьмем каузу из цели или из основания.
Представляется, что более удачным решением для подобных сделок было бы не признание их мнимыми, а констатация их притворности, прикрывающей фраудаторную сделку, но к такому толкованию есть препятствие со стороны вышеописанных разъяснений Верховного Суда РФ о мнимых сделках (исполнении для вида), а кроме того важно, чтобы такое решение не привело к сужению внеконкурсного оспаривания.
Казалось бы, с практической стороны иррелевантно признает ли суд сделку симулированной, если интерес кредитора восстанавливается признанием сделки фраудаторной. Так Полетаев Н.А. пишет, что центр тяжести в фраудаторной сделке лежит в незаконном нарушении прав третьих лиц, поэтому является безразличным, скрывается ли под выраженной словами сделкой какая либо другая или нет [7, c.6]. Схожим образом высказывается и Усачева К.А. [10]: Важно скорее не то, что сделка фактически не направлена на произведение правового эффекта, а то, что из-за нее кредиторы не могут получить доступ к имуществу должника.
Но у нас при едином охраняемом законом интересе кредиторов должника существует проблема с различными сроками исковой давности в зависимости от того оспаривается ли сделка в конкурсе либо вне его. Как известно мнимые и притворные сделки относятся законом к ничтожным. В силу п. 1 ст. 181 ГК РФ исковая давности по требованиям о применении последствий недействительности ничтожной сделки и о признании такой сделки недействительной составляет три года (пункт 3 статьи 166 ГК РФ). Фраудаторные же сделки, оспариваемые в процедуре банкротства, относятся к оспоримым, срок исковой давности по которым составляет 1 год. Возникает вопрос, если арбитражный управляющий или кредитор оспаривает сделку в процедурах банкротства должника как притворную, прикрывающую собой сделку по выводу активов должника какой срок исковой давности должен применить суд к прикрываемой сделке? Ответ на этот вопрос дан Верховным судом РФ в определениях от 01.12.2016 N 305-ЭС15-12239, и от 13.04.2020 N 305-ЭС18-817(5) по делу N А40-204674/2015, поскольку стороны прикрывали оспоримую сделку срок исковой давности по ней составляет один год. При этом совершенно очевидно, что если бы аналогичная сделка оспаривалась вне конкурса (на основании ст.ст. 10 и 168 ГК РФ и 170 ГК РФ), суд констатировал бы ее ничтожность и срок исковой давности по ней составлял бы уже 3 года. Кроме того, ввиду обозначенной нами проблемы существенного размытости границ в соотношении симулированной сделки, совершаемой с целью причинения вреда кредиторам должника, и фраудаторной сделки – вопрос о сроке исковой давности при конкурсном оспаривании напрямую будет зависеть от того сумеет ли кредитор доказать симуляцию или нет. Такое состояние дел при защите одинакового правового интереса нельзя признать верным. Очевидно необходим единообразный подход, но для этого как минимум нужно на законодательном уровне ввести внеконкурсное оспаривание. Также не видно никаких непреодолимых препятствий для возможности отнесения фраудаторных сделок (во всяком случае оспариваемых по п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве) к ничтожным. Удивляет, как сделка, совершаемая с противоправной целью, которой потворствует контрагент, может быть оспоримой?! При этом в классической работе Растеряева Н.Г. справедливо отмечается, что сделка во вред конкурса, преследуя безнравственные и преступные цели, положенные в ее основание, делают ее ничтожной[17, с.29].
Подводя итог нашему краткому исследованию, мы приходим к выводу, что четкой демаркационной линии между фраудаторными сделками и симуляцией ни современная практика, ни современная российская доктрина не нашла и более того провести ее скорее всего нельзя, поскольку в основании признака недействительности лежит абсолютно разное. Полагаем, что более верным будет подход, согласно которому фраудаторная сделка это собирательное понятие противоправных сделок, целью совершения которых является причинение вреда кредиторам должника, при этом для достижения своей противоправной цели должник, в том числе может использовать симуляцию. Такой подход к фраудаторной сделке сближает ее с паулианской жалобой (action pauliana), которая фактически также носила собирательный характер и представляла из себя набор предоставленных кредиторам средств защиты от упречного поведения должника в преддверии своей несостоятельности. При этом, как отмечал Тарашкевич Л. предметом паулианской жалобы мог быть всякий акт без различия симулированный он или нет [18, c. 73]
<,>,1.Гримм Д.Д. Оспаривание актов, совершенных во вред кредиторам (По поводу законопроекта, внесенного в Государственную Думу) / Д. Гримм // Вестник Гражданского права. Петроград, 1915. № 6 (Октябрь). С. 10 53, № 7 (Ноябрь). С. 52 95. <,>,2.Гольмстен А.Х. Учение о праве кредитора опровергать юридические акты, совершенные должником в его ущерб, в современной юридической литературе / под ред. А.Г. Смирных. М: Издание книг ком, 2019-264 с. <,>,3.Морандьер Л.Ж. Гражданское право Франции [Том 2] / Л. Жюллио де ла Морандьер, Перевод с французского и вступительная статья доктора юридических наук Е.А. Флейшиц. М.: Издательство иностранной литературы, 1960. 728 с. <,>,4.Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ [Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,5.Федеральный закон О несостоятельности (банкротстве) от 26.10.2002 N 127-ФЗ [Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,6.Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 N 63 О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона О несостоятельности (банкротстве) [Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,7.Полетаев Н.А. Мнимые и притворные сделки, безденежность, causa obligationis и незаконное обогащение по проекту обязательственного права // Вестник права. Журнал Юридического общества при Императорском С. Петербургском Университете, № 3, 1900 <,>,8.Санфилиппо Ч. Курс римского частного права: учебник /под ред. Д.В. Дождева. Москва: БЕК, 2002. – 400с. <,>,9.Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 N 25 О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации[Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,10.Усачева К.А. Внеконкурсное оспаривание поведения должника, причиняющего вред его кредиторам: российское право и европейская правовая традиция // Вестник гражданского права. 2017. N 5.// [Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,11.Дернбург Г. Пандекты: Общая часть. Перевод с немецкого. Т. 1 / Под ред.: Соколовский П., Пер.: Фон Рехенберг Г. – М.: Унив. тип., 1906. – 481 c. <,>,12.Церковников М.А. Недействительность сделок в новых разъяснениях Верховного Суда РФ // Закон. 2015. N 9. С. 89 – 97. <,>,13.Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (2021) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 07.04.2021) [Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,14.Егоров А.В. Мнимые (притворные) сделки и сделки во вред кредиторам: в чем разница?//Лексториум вебинар 19.08.2021 <,>,15.Суворов Е.Д. Обход закона. Сделка, оформляющая обход закона. / М.: Изд. дом В. Ема, 2008.-188с. <,>,16.Тютрюмов И.М. Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего Сената и комментариями русских юристов. Книга четвертая. [Электронный ресурс] // Справочная правовая система Консультант плюс <,>,17.Растеряев Н.Г. Недействительность юридических сделокпо русскому праву. Часть общая и часть особенная: Догматическое исследование /.: Типография Товарищества Общественная Польза, СПб, 1900 376 с. <,>,18.Тарашкевич Л. Теория Павлиянской жалобы// Варшава: Артист. Типография Сатурнина Сикорского, 1897 – 128с.
<,/o:p>,
