«Экосистема как разновидность предпринимательской группы» (©Шинякова Елена Валерьевна,адвокат,арбитражный управляющий)

(Шинякова Елена Валерьевна,адвокат,арбитражный управляющий, г.Москва)

В ходе эволюции национальных экономических систем подходы к ведению предпринимательской деятельности проходили различные фазы: от становления мелких, примитивных бизнес-структур до крупных холдингов и трансграничных корпораций. Последней фазой можно считать аккумуляцию предпринимателей в единую экосистему, функционирующую в режиме онлайн. В качестве предпосылок к выстраиванию подобных уникальных для экономики формаций можно назвать интенсификацию межфирменных связей, укрупнение бизнеса, цифровизацию социума, позволяющую клиенту безбарьерно пересекать государственные границы. Кроме того, компании начали объединяться в цифровые сообщества с целью подавления конкурентов за счет эффекта масштабирования и посредством расширения спектра предлагаемых услуг и продукции.

Постепенно к предпринимателям со всего мира пришло осознание того, что работать в одной узконаправленной сфере значит ограничивать собственное предложение специфичным однонаправленным ассортиментом и уступать потенциального клиента тем, кто предлагает услуги под маркетинговыми девизами от А до Я, под ключ, до двери, в один клик и т. п. Помимо так называемой стержневой компетенции, компании стали интересоваться непрофильными видами деятельности и искать возможности включить их в собственное предложение, что, в свою очередь, привело к выстраиванию стабильных межфирменных хозяйственных связей со сторонними поставщиками и дистрибьюторами [9, с. 152]. Постепенно продуктовые компании стали объединять усилия с транспортными в целях организации доставки, торговые предприятия стали налаживать собственные производства, чтобы не закупать продукцию на стороне, поставщики товаров и услуг объединились и перестали размещаться на сторонних веб-платформах и разработали свои собственные все эти и многие другие процессы, происходившие в течение последних десятилетий, и послужили, собственно, предпосылками становления самой концепции цифровой экосистемы.

Таким образом, предпосылками к формированию цифровых экосистем стали: (1) переход от постиндустриальной цифровой экономике, (2) кастомизация продукции и услуг под запросы потребителей, (3) стремление к расширению ассортиментных линеек вместо экстенсивного наращивания масштабов производства, (4) возможность интенсификации хозяйственных систем за счет цифровизации экономики и бизнеса.

Развитие цифровых экосистем происходит во всем мире, однако, данный процесс характеризуется территориальной неоднородностью и вариативностью как в плане степени имплементации экосистем в экономику, так и в отношении специфики функционирования подобных систем. Лидерами и первооткрывателями цифровых экосистем в мире можно считать США, где такие экосистемы функционируют уже два десятилетия (к примеру, Amazon, Ebay). В развитых странах экосистемы приобрели общенациональный масштаб и значение, постепенно завоевывая глобальное рыночное пространство, около 30% мирового рынка электронной торговли на сегодняшний день реализуется именно в рамках данных экосистем. Развитие цифровых экосистем во многом обусловлен технологиями блокчейн, Интернетом вещей, Big Data и облачными вычислениями. На 2022 г. на долю США и Китая приходится около 75% патентов, связанных с блокчейн-технологиями, 50% рынка IoT и 75% рынка облачных вычислений. Во многих других странах, однако, цифровые экосистемы находятся на начальной фазе формирования, поэтому в них доминируют крупные заграничные игроки.

В тексте российской Концепции общего регулирования деятельности групп компаний, развивающих различные цифровые сервисы на базе одной экосистемы, среди приоритетных целей развития национальной экономической системы указано, что Россия должна стать третьей (после США и Китая) страной по масштабу имплементации цифровых экосистем [6]. В России цифровые экосистемы только зарождаются, хотя уже сегодня можно сказать, что они составляют конкуренцию традиционному бизнесу, а также конкурируют между собой, что в целом свидетельствует о приближении к вышеуказанной стратегической цели.

Сам по себе термин экосистема в научный массив экономической отрасли был впервые внедрен Д. Муром, который, в свою очередь, заимствовал его из естественных наук. Уже в 2006 г. исследователь довольно точно спрогнозировал то, что цифровые экосистемы станут важнейшей формой ведения бизнеса [14].

Обратимся к анализу существующих дефиниций цифровых экосистем. В научном массиве выработано множество подходов к пониманию сущности концепции цифровой экосистемы: технологический, экономический, социологический, организационный (управленческий) и проч. Существуют, помимо прочих, и дефиниции, имеющие обобщенный характер, которые дают общее представление о сущности данной комплексной бизнес-структуры. Одну из подобных общетеоретических дефиниций представляют, к примеру, М. А. Муратова и Р. Е. Саитов, определяющие цифровые экосистемы в качестве особого типа бизнес-модели, выстраиваемой на базисе высоких технологий, это люди и организации, взаимодействующие друг с другом для достижения определенной цели [5, с. 3423]. С точки зрения макроэкономического контекста цифровая экосистема представляет собой, по мнению Р. Р. Ковальского, экономическое сообщество, поддерживаемое базисом из &lt,&hellip,&gt, организмов делового мира [5, c. 223]. Схожий геополитический взгляд на цифровые экосистемы представлен в издании авторства М. Янсити и К. Лахани, которые интерпретируют их в качестве цифровых супердержав, контролирующих критически важные, узкие места в цепочках поставок и взаимодействиях с потребителем, дефиниционными параметрами цифровой экосистемы авторы считают способность получения колоссального объема дополнительной ценности и ощутимое влияние на общепланетарный конкурентный баланс [12, с. 225].

В тексте вышеобозначенной Концепции также содержится определение цифровой экосистемы, весьма емкое и отражающее ее социально-экономическую сущность: клиентоцентричная бизнес-модель, объединяющая две и более группы продуктов, услуг, информации (собственного производства и/или других игроков) для удовлетворения конечных потребностей клиентов [6].

Д. В. Маев и С. В. Юдина говорят о том, что экосистемы имелись и играли значимую роль и в доцифровой экономике и не являются индикатором современной эпохи. Следовательно, экосистема обозначает взаимодействие гетерогенных (нетождественных в отношении вида деятельности) бизнес-структур и социальных институций, целью которого является максимизация некоего общественного блага за счет синергетического эффекта как результата совместного использования ресурсов [9, с. 154].

Иногда в качестве тождественных термину цифровая экосистема в научной литературе употребляются понятия инновационная инфраструктура и инновационная экосистема. Тогда как сочетание инновационная экосистема является, на наш взгляд, взаимозаменяемым по отношению к термину цифровая экосистема, приравнивание последнего из перечисленных к инновационной инфраструктуре нельзя считать оправданным. По нашему мнению, инновационная инфраструктура это технологический и организационный базис цифровой (инновационной) экосистемы, которую, в свою очередь, можно понимать как результат успешного функционирования инфраструктуры. Схожий подход можно встретить и в публикациях К. Ю. Кулакова с соавт.: инновационная инфраструктура это совокупность всех обеспечивающих и поддерживающих элементов инновационной деятельности [7, с. 34]. Инновационная инфраструктура, таким образом, многокомпонентна, ключевыми ее составляющими являются, как можно предположить, финансовый (банковский, расчетный, кредитный, бухгалтерский) компонент, производственно-технологический компонент (именуемый вышеотмеченными авторами материальным), информационный (коммуникативный) компонент, кадровый и экспертный компоненты.

Дефиницию цифровой экосистемы, которую предлагают К. Ю. Кулаков, Н. Г. Верстина и Т. С. Мещерякова, нельзя, по нашему мнению, считать в полной мере последовательной (самоорганизующаяся, саморегулируемая и саморазвивающаяся открытая система взаимодействия участников инновационного процесса, обеспечивающая создание и развитие инноваций [7, c. 32]). Опровергнуть данный подход к определению цифровой экосистемы можно в двух направлениях. Во-первых, авторы говорят об автономности экосистемы (самоорганизующаяся, саморегулируемая, саморазвивающаяся). Очевидно, что деятельность любой экосистемы, вне зависимости от ее масштаба, имеет институциональный характер, соответственно, экосистема управляема, иерархична, находится под контролем состава менеджеров входящих в нее бизнес-структур, более того, очевиден и контроль со стороны государственных ведомств, для которых регулирование экосистем всегда находится в приоритете из-за доли, занимаемой ими на национальных рынках и широкого спектра рисков, связанных с их деятельностью (см. ниже). Во-вторых, авторы делают акцент на инновационном характере деятельности и инновационных продуктах и услугах как неотъемлемом качестве экосистем. При этом в реальной практике существует немало примеров, когда экосистема направлена на реализацию вполне традиционных продуктов (экосистемы производственных кластеров), оказание услуг (такси-агрегаторы, доставка продуктов питания), поэтому инновационным можно считать только способ их представления на рынке (в рамках цифрового пространства без последующего офлайн-контакта).

Е. Ф. Авдокушин и Е. Г. Кузнецова в публикации прибегают к термину платформенные экосистемы цифровой экономики и определяют его так: партнерства компаний, осуществляющих тесное взаимодействие принадлежащих им цифровых платформ, деятельность которых основана на интеграции базы данных о потребителях, о деятельности государственной власти и проч. информации [1, c. 202]. Подобный подход к пониманию цифровой экосистемы отражает и технико-организационный, и экономический аспекты функционирования экосистем. Наконец, представим технический подход к дефинированию исследуемого нами термина, представленных, помимо прочих, в работах А. Н. Арзамаскина: цифровая экосистема понимается им как совокупность технических средств и ресурсов, которые создают, транслируют, хранят, обрабатывают большие массивы данных [2, c. 11]. В целях данной статьи наиболее целесообразно понимать цифровую экосистему таким образом, как это изложено в тексте Концепции и в публикации Д. В. Маева и С. В. Юдиной.

Концепцией, смежной с рассматриваемой, является рыночный шеринг. Рыночный шеринг простая форма кооперации, в основе которой (1) арендные отношения, (2) агрегация продукции и услуг и, по Е. Ф. Авдокушкину, (3) система выжимания пота с использованием ресурсов фриланса [1, с. 204]. Подобную кооперацию исследователи называют верхом эволюции капитализма, что особенно интересно, ведь она камуфлируется под социальную, кооперативистскую модель, служащую интересам всего общества [1, с. 204].

Становление и укрупнение цифровых экосистем сказывается не только на глобальном рыночном ландшафте, но и меняет работу самих компаний, входящих в такие системы. На микроэкономическом уровне акцент оказывается смещенным с развития внутренних процессов на налаживание внешних хозяйственных связей и оцифровку бизнес-процессов [Маркова, с. 243]. Поиск новых механизмов стратегического управления и их научное обобщение позволяет прийти к следующему перечную свойств, которыми должна обладать эффективная экосистема:

1) взаимодополняемость бизнес-структур, участвующих в экосистеме,

2) модульный подход к архитектуре, который подразумевает относительную независимость подсистем при отключении одной все другие должны продолжать бесперебойную работу,

3) способность к восстановлению при исключении одного из звеньев бизнес-цепочки система должна оперативно заполнять образовавшийся пробел и добиться бесшовности функционирования,

4) коэволюция взаимосвязанное развитие компаний, входящих в экосистему,

5) горизонтальная иерархия в противовес вертикальной, децентрализация власти в экосистеме,

6) адаптивность, гибкость и мобильность размытость границ: условное ядро экосистемы должно иметь стабильный состав участников, а периферия может быть подвижна,

7) обусловленная предыдущим свойством диффузия с перифериями иных экосистем размытие границ между экосистемами и возможность отнесения периферийной бизнес-структуры к нескольким экосистемам [9, с. 155].

Перечень данных свойств можно, по нашему мнению, использовать в качестве критериев для определения того, является ли та или иная предпринимательская кластерная формация экосистемой. Несколько предприятий, связанных традиционными хозяйственными связями (по моделям типа производитель оптовый продавец розничный продавец курьер и проч.), экосистемами не являются, ведь они не демонстрируют ни единства пользовательской среды, ни синергетического эффекта и не соответствуют совокупности характеристик, перечисленных выше.

Примерами зарубежных систем, предлагающих продукты и сервисы бесшовного опыта, являются Apple, Microsoft, Amazon, Alphabet, Facebook, Alibaba. На отечественном рынке стратегически значимыми являются экосистемы Яндекс, Mail.ru, 1С, Тинькофф, Wildberries [10, с. 242]. Центральный банк указывает, что полноценными цифровыми экосистемами России являются только 6 структур: Сбер, ВТБ, Тинькофф, МТС, Яндекс и Mail.ru. Исследователи, анализируя цифровые платформы по установленным критериям, утверждают, что данный список следует расширить, включив в него Wildberries, Ozon, Avito, 1С, Delivery Club, AliExpress Россия, Ситимобил, Okko, Goods, 2ГИС [10, с. 244].

Реальная эффективность экосистем породила множество дискуссий о том, что они могут быть успешно имплементированы в некоммерческих отраслях социальной, образовательной, медицинской и проч. Планируется, к примеру, создание общегосударственной цифровой экосистемы, направленной на взаимодействие власти, бизнеса и граждан [8, с. 180]. Можно сказать, что ряд муниципальных онлайн-экосистем, порталы типа МФЦ, Госуслуги уже сегодня приобретают черты, присущие крупным цифровым экосистемам, а расширение спектра предлагаемых ими услуг говорит об укрупнении и увеличении состава участников. Безусловно, общегосударственная цифровая экосистема весьма перспективный вектор и неотъемлемая фаза процесса формирования цифрового государства.

Экосистемы не обязательно должны дифференцироваться на коммерческие и государственные, вполне возможным представляется их симбиотическое функционирование. К примеру, подобная система была выстроена коммерческими структурами Китая совместно с органами власти. Речь идет о так называемом супераппе (super+app/application) WeChat, представленном в 2011 г. компанией Tencent. Приложение имеет весьма обширный функционал: мессенджер, файлообменник, социальная сеть, онлайн-банкинг, финансовые, государственные и бытовые сервисы. Помимо прочего, приложение функционирует также и в качества торгового агрегатора онлайн-магазинов, будучи своеобразным супермагазином (подобно российскому Wildberries). М. А. Муратова и Р. Е. Саитов говорят о том, что считать WeChat супераппом (по сущности, цифровой экосистемой) можно уже с начала 2014 г., после введения собственной платёжной системы Red packets [11, с. 3420].

Несмотря на энтузиазм и в целом оптимистичное отношение к перспективам цифровых экосистем среди зарубежных и отечественных законодателей, политиков, исследователей, журналистов и предпринимателей, набирают распространение и опасения, связанные с рисками развития концепции предпринимательской экосистемы. Скепсис в отношении перспектив развития экосистем обусловлен разного рода причинами: политическими, экономическими, правовыми, социальными.

Обобщив научный массив, накопленный в области исследуемой проблемы, мы представили матрицу ключевых риск-факторов, которые могут возникнуть в случае дальнейшего развития предпринимательских экосистем (Таблица 1).

Таблица 1. Риски развития экосистем как особой разновидности предпринимательской группы [2, 3, 6, 9]

Несмотря на то, что получателями вышеобозначенных побочных эффектов от становления и внедрения экосистем в повседневную жизнь и экономику, являются разные группы лиц клиенты, потенциальные клиенты, государственные ведомства, налоговые институты, государство в целом, предприниматели (см. Таблицу 1), погасить данные риски способно и уполномочено только государство. В данной связи представители власти в России и многих других странах предпринимают попытки урегулировать данный сегмент национальной экономики, проводя мониторинг темпов и направлений экономической цифровизации [4, с. 243].

В заключение следует обратиться к перспективам развития экосистем. Можно предугадать два пути развития подобных бизнес-объединений. Во-первых, при ужесточении государственного регулирования их деятельности их развитие будет происходить сниженными темпами или в принципе остановится (подобно тому, как это происходит в Китае, где государство осознало, что крупная экосистема Alibaba выступает конкурентом самого государства). Во-вторых, при сохранении текущего уровня жесткости законодателя или при либерализации нормативного массива экосистемы продолжат укрупнение и вытеснят многие другие формы сотрудничества предприятий.

Отметим, что укрупнение экосистем способно реализовываться как вертикально, так и горизонтально [13]. Вертикальное усиление экосистем будет означать централизацию их ядер, институционализацию, возникновение и усиление топ-менеджмента экосистемы. Горизонтальный вектор развития экосистемы обозначает расширение и диверсификацию продуктового портфеля, посредством выхода в новые сферы деятельности. Безусловно, возможно и сочетание обоих направлений но только в том случае, если развитие экосистем будет поощряться государственными структурами и массовой общественностью.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Авдокушин, Е. Ф. Модель шеринга как определяющий фактор функционирования современного бизнеса / Е. Ф. Авдокушин, Е. Г. Кузнецова // Вестник Кемеровского государственного университета. Серия: Политические, социологические и экономические науки. 2022. №2 (24). С. 201-211.
2. Арзамаскин, А. Н. Цифровые экосистемы в современном российском обществе: понятие, общая характеристика, правовой аспект регулирования / А. Н. Арзамаскин // Правовое государство: теория и практика. 2022. №2 (68). С. 9-15.
3. Башмаков, Д. В. О становлении большой бизнес-системы в условиях развития сквозных цифровых технологий / Д. В. Башмаков // Россия: тенденции и перспективы развития. 2022. №17-1. С. 344-347.
4. Ефремова, Л. Б. Построение цифровой экономики / Л. Б. Ефремова // Московский экономический журнал. 2022. №3. С. 229-244.
5. Ковальский, Р. Р. Особенности стратегического развития цифровых экосистем / Р. Р. Ковальский // Инновации и инвестиции. 2022. №3. С. 222-234.
6. Концепция общего регулирования деятельности групп компаний, развивающих различные цифровые сервисы на базе одной экосистемы (май, 2021 г.) // Консультант Плюс. 2022 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_387363/. Дата доступа: 30.09.2022.
7. Кулаков, К. Ю. Инновационная инфраструктура и инновационный климат: экосистема инновационного развития / К. Ю. Кулаков, Н. Г. Верстина, Т. С. Мещерякова // E-Management. 2022. Т. 5, № 1. С. 32-42.
8. Лойко, А. И. Социальные цифровые экосистемы: тренды эволюции / А. И. Лойко // Россия: тенденции и перспективы развития. 2022. №17-1. С. 181-182.
9. Маев, Д. В. Трансформация сложных предпринимательских объединений: от сетей и кластеров – к экосистемам / Д. В. Маев, С. В. Юдина // Вестник Академии знаний. 2022. №2 (49). С. 151-159.
10. Маркова, В. Д. Стратегии развития экосистем: анализ российского опыта / В. Д. Маркова, С. А. Кузнецова // Стратегические решения и риск-менеджмент. 2021. №12(3). С. 242-251.
11. Муратова, М. А. Цифровые экосистемы как новая модель развития крупнейших компаний / М. А. Муратова, Р. Е. Саитов // StudNet. 2022. №5. С. 3413-3429.
12. Янсити, М. Оцифруйся или умри. Как трансформировать компанию с помощью искусственного интеллекта и обойти конкурентов / М. Янсити, К. Лахани. М.: Бомбора, 2021. 320 с.
13. Chung, V. Ecosystem 2.0: Climbing to the next level / V. Chung, M. Dietz, I. Rab, Z. Townsend // McKinsey Quarterly. 2020. №9. 9 р.
14. Moore, J. F. Business ecosystems and the view from the firm / J. F. Moore // The Antitrust Bulletin. 2006. #51(3). C. 31-75.